2005-09-21 15:02:58 «Когда простреленное тело египетского президента Анвара Садата рухнуло в лужу свежевыжатой крови, его убийца воздел руки к небу. «Смотрите! Я сделал это!- кричал он.- У меня получилось! Я убил Фараона!»
Эрвин Роммель задумчиво рисовал солнце:
- Представляете, майор, я тут совсем недавно узнал.… В прошлой жизни я был женщиной - падшей и невоздержанной, забитой насмерть гневными пуританами. Ей не хватило осторожности и везения, немного воздуха и целых двух месяцев до полных двадцати. Блудницу вывели за окраину города и там, как тогда частенько водилось, забили камнями: первый булыжник обезобразил аппетитную грудь, два других - раздробили смуглые колени, ещё один - рассек лицо…Забавно, не правда ли?
Старый близорукий майор Кьеза залпом опустошил рюмку анисовой водки:
- Помилуйте, генерал, кто поведал вам столь изощренную чушь!?
Эрвин порвал рисунок и начал новый:
- Одна француженка рассказала мне это, когда мы стояли под Шербуром. Кажется, её предки были цыгане….
Близорукий Кьеза склонился над рисунком Роммеля:
- Эрвин, вы гениальный полководец, а начинаете верить во всякую чепуху.
Роммель дорисовывал солнцу острые наконечники:
- Время нынче такое, майор, время молоть чепуху….. И - оглянитесь, - многие готовы не просто уверовать, но и пожертвовать собой ради неё…
Майор молчал, скрупулезно выстраивая в четкую шеренгу пустые бутылки из-под анисовки. Роммель машинально перечеркнул солнце.
- Вы все испортили,- пробормотал итальянец.
Роммель достал папиросу: «дайте огня, майор!» Майор хмуро протянул спички.
- Не грустите, Кьеза! Египтяне хотят сотрудничать с нами. Я слышал, они выходят на улицы, не повинуются королю, ненавидят британцев, скандируют: «Роммель, вперед!». Недавно мне доложили об одном египтянине: он сколотил тайное общество свободных офицеров и попытался выйти с нами на связь. Наши остолопы ничего толком не разобрали и подбили их самолет. Печально.… Говорят, тот египтянин жив и не теряет надежды на нашу победу. А вы уже, кажется, потеряли….
Близорукий итальянец поднял с горячей земли винтовку и принялся палить по бутылкам. Несколько разлетелось вдребезги, две последние - настойчиво не поддавались. В бессилии Кьеза плюхнулся на песок и тупо уставился на своего генерала. Воздух обжигал тело. Перечеркнутое солнце чернело под карандашом Роммеля. И тут майор явственно разглядел шрам на щеке Эрвина, его едва заметную хромоту и генеральскую грудь, основательно исполосованную немилосердной русской шрапнелью.
I. МЯТЕЖНИК
Высокий молодой полковник вошел в кинотеатр. Дело было в Каире; воздух плавился. Раскрасневшееся солнце задыхалось от невыносимого пекла.
Офицер любил голливудские фильмы и мечтал в скором времени сменить пыльный военный мундир на стильный костюм от Кларка Гейбела. Но сегодня он заглянул сюда совсем по иной причине. Дурной вестерн или сопливая мелодрама могли безо всякого преувеличения спасти ему жизнь и сохранить честь.
Поход в кино совмещал приятное с полезным: в том случае, если намеченный на это утро государственный переворот увенчается неудачей, один из основных заговорщиков будет иметь железное алиби - неувядающую любовь к киноискусству.
Офицер был статен и строен. Обветренное лицо песочного цвета напоминало о суданских корнях и предках-бедуинах. Ранние залысины говорили в пользу неординарности ума. На входе в капище синематографа он задержался, вдохнул полной грудью каирский смог и оглянулся по сторонам.
Слева от него, на ступеньках, стайка британцев, облеченных в военную форму Её Величества, беспечно смеялась и курила. Если все пойдет по намеченному плану, и он доживет до завтрашнего утра, гвардейцы Её Величества уберутся отсюда восвояси.
Все могут короли. Но армии по плечу невозможное. Придет день, и ничто, кроме пустынной Долины Царей не будет напоминать о египетских самодержцах. Королевский дом Египта утратил право на дальнейшее прозябание, заключив с имперской Британией унизительный «брак по расчету». За этим крылась основательная ловушка: англиканцы навязывали Египту католическое супружество, не допускающее развода.
Великая религия любви и сострадания зародилась когда-то на Ближнем Востоке и завоевала варварскую Европу. Спустя двухтысячелетний период любовно - сострадальческого взаимоуничтожения во имя этой религии, христианство вернулось на Ближний Восток.
Унижение и обман, издевки и кровопускание- с такими прогрессивными заповедями Европа пойдет далеко. Остановить ее - только половина дела. Вернуть народам униженного Востока гордость и самоуважение, веру и славу непокоренных отцов - остальная половина. Разрушительная инерция тридцатилетнего господства англичан необратима.
Сума не страшила бедного полковника. В тюрьме он уже побывал. Британское правосудие не учило уму-разуму. Охота на фараоновых слуг сходила ему с рук дважды. Покушения на бывшего первого министра и бывшего министра финансов, в конце концов, остались безнаказанными.
Выбор был невелик - приглашение на казнь или пожизненная каторга. Но, нанятые друзьями, лучшие адвокаты страны добились оправдательного вердикта. Поддавшись на шантаж мнимыми пытками и побоями, тюремная администрация спешила отделаться от несговорчивого узника. И неизбежное разжалование обернулось скорым возвращением в армию и быстрым повышением по званию.
…Сухой жаркий ветер хамсин дул второй месяц, покрывая город темно- коричневым налетом едкой, всепроникающей песчаной пыли. Сахара торжествовала. Некогда великий в своих знаниях и премудрости народ, обуздавший пустыню и повернувший вспять воды Нила, беспомощно увертывался от мстительных пощечин бесноватого ветра.
Полковник прикрыл лицо фуражкой. Теперь ему отчего- то вспомнилось прошлое лето, когда он подрабатывал экспедитором в Фараоновой долине и знал западный берег Нила, как свою пятерню. Он подумал, что это, возможно, было последнее лето и нынешнее - уже не в счет. Сфинкс, не раздумывая, свернет шею своим непоследовательным почитателям. Попробуй, разреши его головоломку: время на поиск разгадки ограничено рамками этого душного дня. Полковник нырнул в затхлое помещение кинозала, и темнота поглотила его китель, фуражку и детскую надежду дожить до следующего утра…
II. МОНАРХ
Египетская монархия доживала свой век. Видавший виды самодержец Фарук предчувствовал близкий конец: скоро на свете останется всего пять королей - английский и четыре карточных. Фарук почти не сопротивлялся. Аллах дал ему многое и потому вполне оправданно иногда просил что-то вернуть. Это казалось не слишком обременительным и по-божески справедливым. Обижаться бессмысленно: когда боги смеются над тобой - это нервный смех. Им самим страшно. Но сегодня Аллах перегнул палку.
Смерть пришла к королю в образе высокого офицера с песочным цветом лица. То была политическая смерть, но королю не становилось от этого легче. Он смирился, но не пал духом. Офицер протянул растерянному монарху лист бумаги. Фарук смутно разобрал собственное имя, убийственное слово «отречение» и сегодняшнюю дату- 7 июля 1952 года. Короля тошнило. Беспорядочным кругом шла голова. Конец обещает быть символичным: скромная яхта увезет из Египта последнего фараона.
Фарук выпрямился и взял перо. Улыбка мелькнула на темном лице его палача: пальцы короля выводили неровную роспись. Монарх поднял голову и ответил простолюдину презрительной усмешкой.
Готово, держите, возрадуйтесь! Смертный приговор подписан. Это всего лишь политическая смерть, но какая теперь уже разница! Труп – он и в Северо - Восточной Африке труп…Довольно!
Молча, отдав честь, военный зашагал к выходу. Только теперь Фарук со злорадством заметил, что у смуглого офицера тоже дрожала рука.
III. ПРАВЕДНИК
...Саид был низкого роста. Но на людей он смотрел свысока. В этом ему помогали глаза – животно-карие, надменные, смеющиеся невпопад. Если Бог не слеп, у Него должны быть именно такие глаза.
Женщины любили Саида - Саид презирал женщин. Милосердие Аллаха не знало границ, хвала Ему!- Он создал Саида мужчиной и посвятил в Великую Тайну Бытия. Эту тайну было несложно прочесть в карих глазах Саида, но люди не терпят высоколобых тайн и не умеют читать по глазам.
Саид во всем полагался на волю Аллаха. Но Аллаху было не на кого положиться самому. Божьи дети забыли Отца и в гнусном забвении Бога поклонились варварам. Заблудших детей никогда не удавалось вернуть при помощи одного только слова,- доброго, родительского, пропущенного мимо ушей.
Господь заповедовал покорить всю землю от края до края и жестоко покарать изменников. Тесен мир, отринувший Истину. Но и тот, другой, принявший Её - тоже тесен. Не хватает воды, пищи, земли, тепла. Только слава Аллаха - не знает избытка.
Отвратны уста, хулящие Бога. Но и те, что славословят Его, заблуждаясь и лицемеря, тоже отвратны.
Время пришло: убейте Шайтана, живущего внутри Вас, убейте - стоящего подле. Не ждите войны, чтобы обнажить меч. Обнажите его заранее, и война не начнется вовсе. Солдаты Аллаха уже бросили клич джихада. Когда безбожные правители Востока будут низвергнуты, Всевышний Халиф соберет земли и благословит создание великого царства Истины.
Сума не пугала праведного Саида. Саида страшила тюрьма. В тюрьме Саид мало молился. «Иннш’Аллах» - точнее не выразишь. На все Твоя воля!
Саид присел. Хрустнул раздробленный сустав. Впрочем, нет - это хрустнул засов. Зазвенели ключи, дверь приоткрылась, на пороге никого не было. В пустом проеме двери Саиду пригрезилась смерть, медлительная в своей нерешимости. «Всегда бы так»- подумал он, прикрывая глаза.
Но гостя звали Анвар. Нерешимость и медлительность отнюдь не входили в десятку самых отличительных черт этого человека. Но здесь был особый случай.
Песочное лицо гостя расплылось в неуместной улыбке: «Приветствую тебя, Саид аль-Кутб!» Саид кивнул головой: - Тебя прислал фараон?
- Ты знаешь лучше меня: в Египте больше нет фараонов, -возразил гость.- и это сделали мы - ты, я и Гамаль….
- Верно, Анвар, мы сделали это вместе,- согласился Саид.- В одиночку- грош нам цена. Сообща – десять тысяч талантов. Но Аллах не слеп, и он воздает мне теперь за мое тогдашнее рукопожатие с вами, рукопожатие с Сатаной. Не сегодня-завтра вы ведь вздерните меня на виселице, не правда ли? Можешь не отвечать - слушай! Так говорит Аллах: кровь праведника прибудет на вас до конца дней, прокляты предавшие его на позор!!!
Песочное лицо побледнело:
- Не трогай Аллаха, Саид, не буди. Он крепко спал долгие годы, пока просвещенный мир кувыркал нас в дерьме на потеху другим. Да продлится сон Спящего.
-Не будить? Ты просишь меня не будить Его?- взвился Саид; животные глаза свирепели, судорожно он вскочил на четвереньки, и, разрывая в клочья пропахшую потом рубаху, обнажил, торчащие из-под лопаток обезображенные куски мяса.
- Когда ваши изголодавшиеся псы драли мне кожу,- хрипел Саид.- и я выл как один из них, катаясь по холодному полу, согнутый в три погибели так, чтоб они не добрались до моего сердца,- вот тогда Аллах, действительно, спал. И не в ваших интересах было будить Его тогда и будить сейчас, когда вы приготовили для меня плаху. Мы вместе низвергли последнего фараона, но вы пошли дальше, замыслив против Аллаха дурное: замедлить Его пробуждение. У вас ничего не выйдет. Расслабься, Анвар, жизнь справедлива: тебя не похоронят в Долине Царей!
Анвар присел на корточки, обхватив руками бритую голову Саида. Кровь на затылке засохла бесформенной восьмеркой:
- Думаешь, я позволю тебе здесь сдохнуть в этой норе! Мы были друзьями, и я говорил с Гамалем, тебя помилуют. Подпиши прошение. Гамаль удовлетворит его. Уезжай из страны. Тебе не понравилось в Америке, но на свете есть десятки других стран.
- Гамаль не может помиловать меня, не может и повесить. Я подчиняюсь Иному. Пророк - мой единственный вождь. Не мне, не тебе, не Гамалю решать, виновен я или нет……
- Иннш’Аллах… - печально улыбнулся Анвар..
- Все в Его власти… - сухо подтвердил Саид.
Утром следующего дня Саида аль-Кутбу повесили в центре Каира.
IV. МАРИЯМ
Мариям слыла очаровашкой. Длинные светлые волосы ниспадали на загорелые, вожделенные плечи и маленькую веснушчатую грудь. Гамаль не доверял блондинкам. Он вырос в строгой Александрии, где рано потерял мать,- статную белокурую «принцессу Верхнего Нила», как называли её односельчане. Все блондинки казались Гамалю с тех пор недостойными сравнения с матерью.
Мариям прикусила губу: - Слушай меня, Гамаль, нравится тебе или нет - ты должен спасти Саида.
- Нравится тебе или нет, Саид умрет,- отозвался тучный широкоплечий крепыш Гамаль Абдель Насер, поглаживая переносицу маленькому бронзовому Наполеону.- Не беспокойся, Саид не проведет последние дни в одиночестве. С миссией доброй воли я отправил к нему Анвара. И если Саид не глуп и ещё хочет жить, он подпишет прошение о помиловании.
- Прошение?- изумилась Мариям.- Анвар подготовил прошение?
Гамаль смотрел в окно. Главная площадь Каира тонула в матовом свете сумерек. Насер со всей силой щелкнул по переносице незадачливого императора:
- Я подготовил помилование… Саид попросит о смягчении наказания, но пока бумага дойдет до меня уже настанет день казни. Беспорядки, наверняка, не прекратятся, даже усилятся и мне ничего не останется делать, как отказать Саиду. Мы покажет всем тем, кто желает нашей погибели, что им никогда не будет прощения. Вслушайся в это слово, детка: «НИКОГДА».
- И Анвар знает твой план? И ничего не предпримет? Или у вас - нет сердца?
- Сердца? – фыркнул Гамаль.- двенадцать лет назад я едва не лишился его. Помнишь, как по наущению Саида свихнувшийся фанатик выпустил в меня целую обойму. Аллах берег меня. Саиду не повезло - он просидел за решеткой около десяти лет! Немалый срок, чтоб одуматься. Но едва очутился на свободе, опубликовал свою библию для мятежников; пресловутые «Столпы веры», которые планирует обрушить на нас. «Братья-Мусульмане» - это его детище. Они проповедуют свержение мирских режимов и создание единого исламского Халифата. Анвар поймет меня. Если сегодня я «проглочу» это, завтра не будет уже ни тебя, ни меня, ни Анвара. Не будет Египта…
-В чем же выход? В смерти праведника, которого ты невзлюбил?- изумилась девушка
- И в этом тоже, - едва слышно проговорил Гамаль.- окончательный выход в новой войне с Израилем, и мы начнем её как можно скорее. Сперва надо отменно подготовиться. Года должно хватит. И не спрашивай меня о Саиде. Чтоб он провалился…
Мариям пригнулась, и бронзовый Наполеон величественно угодил в стену.
V. ГАМАЛЬ
Когда-то в Египте жили лучшие врачи на земле. Но арабы покорили Египет и казнили тех врачей, ибо наука их врачевания не была согласована с Аллахом.
...Анвар обернулся. В дверях стояла Мариям,- странная, сонная, с усталым лицом кормящей Изиды. Анвар злился. « И какой шайтан принес сюда эту женщину с ясными, голубыми, как небо глазами». Такого неба как здесь нет больше нигде на Земле и глаз таких - больше нет.
Анвар сделал над собой усилие, сдержал улыбку, посмотрел на девушку прямо, не отводя глаз. Губы беспардонно спросили: « Он умер?». Мариям скрестила на груди худые загорелые руки, нечаянно обнажив родинку на левом плече; четко и буднично ответила: « Вчера ночью. Инфаркт. Все произошло очень быстро».
Анвар хотел было податься вперед, обнять её, но во время сообразил всю нелепость и небезопасность своего желания.
Итак, Гамаль скончался. Его сердце, озлобленное и подозрительное, не выдержало очевидного позора. Шесть дней потратил Господь на сотворение мира. Шесть дней потребовалось израильтянам на то, чтобы стереть с лица ближневосточной земли победоносную армию Египта. Тысячи египтян сдались в плен. Перепуганные евреи велели всем, кто умел плавать возвращаться домой.
Политическая смерть неудавшегося полководца Гамаля Абдель Насера казалась свершившейся. Президент порывался тут же уйти в отставку, но целесообразности ради решил остаться. И все же мертвый дух его с этого дня приближал конец обреченной плоти. И вот конец наступил. Фараон мертв. Да здравствует новый фараон?!...
Мариям поправила кофточку, пряча оголившееся плечо. Родимое пятно исчезло, но Анвар помнил его до мельчайших подробностей; помнил, как бедуины пустыни помнят каждую излучину Божественного солнца, которому еженощно возносят молитвы, боясь не узреть поутру.
Эта женщина любила Саида, но глупец предпочел ей Аллаха и эшафот; эту женщину боготворил Гамаль, и она пренебрегла участью его богини; эта женщина сводила с ума Анвара, но следовало быть осторожным: в древности обезумевших фараонов запросто умерщвляли.
Гамаль, надутый и самовлюбленный Гамаль, ты был везунчиком. Тебе везло на количество потребляемой тобой власти и славы, на число удовлетворенных амбиций, на ненависть, испытываемой к тебе радикалами внутри страны, на обожание во всем мире.
Восток поклонялся твоей персоне, а ты поклонялся Советам, презиравшим и предавшим твое поклонение.
Везение кончилось, когда израильтяне надрали твою жирную задницу и унизили твой древний народ. А ты тем временем телеграфировал «SOS» кремлевским соратникам; ты ждал и дождался, в конце концов, фирменной русской внешнеполитической пощечины. С чувством «волнения и горечи» тебя послали к приснопамятной матери, и ты не вынес позора, ставшего явственным теперь, как никогда.
И только у порога затянувшейся на год смерти тебе снова стало везти: женщина, которую ты любил, провела у твоей постели целую ночь. Последнюю ночь… Она закрыла тебе глаза, и ты отправился к праотцам-фараонам, влекомый жаждой реванша, хотя бы и на том свете…
Прощай, Гамаль! После тебя остаются незавидные залежи скверны. Каждому свой ад и тебе - свой. Свидимся!
VI. МИРОТВОРЕЦ
Корявая роспись на листке бумаги, вспышки фотокамер, рукопожатие старого еврея-премьера, и Анвар перевел дух. Ему случалось подписывать смертные приговоры другим, но себе самому - никогда.
Он поклялся в поисках мира отправиться в логово дьявола – израильский кнессет - и сдержал клятву. Евреи слушали его напряженно и недоверчиво. И все же Садат одержал дипломатическую победу, заключил мир с Израилем и вернул Египту Синайский полуостров. Царственная вершина Джебель-Муса, где некогда Моисей получил заповедные скрижали из рук самого Бога, вновь принадлежал египтянам. Но Бог давно не являлся людям, не делая исключений для президентов.
Но и без помощи Всевышнего, интроверт Садат добился всего, чего хотел и даже больше: полного одиночества для себя и своей страны. Когда он заключил мир с Израилем, арабы отреклись от Садата. Помимо еврейского государства у египтян оставался на Востоке только один союзник – крохотный, несмышленый Оман. Дипломатические связи с остальными - разорваны и утеряны. Садат не ждал чуда. Он хорошо знал цену себе и своему народу: «дети фараонов» не обязаны идти на поводу у сравнительно юного мусульманского Востока.
Рамсесу - три тысячи лет, Мухаммеду - нет и полутора тысяч.
Нельзя прославится в мире с врагами, и сохранить друзей по войне. Выбор коалиции неизбежен. Ястреб летает высоко, но больно падает. Голубь не ищет высоты полета.
Война уносила не только жизни: Октябрьская кампания против Израиля стоила Египту экономической нестабильности и мутации неокрепших надежд на победу.
Мир обещал стабильность на этой земле. Но эта Земля с превеликим трудом носит на себе миротворцев.
Евреи пошли на мировую неохотно, опасаясь подвоха. Жена Анвара Садата шла к заключению мира в семье еще неохотнее израильтян. В упреках Джихан всегда слышались здравые мысли. «Любовь к Мариям - всего-навсего отвратительный способ мести покойному Гамалю,- говорила жена.- Отведать его славы, сесть на его трон, переспать с его женщиной.» «Она никогда не была его женщиной»- огрызался Анвар.
Последняя весна Анвара Садата не задалась с самого начала. В марте он получил письмо. « Никто и никогда не любил тебя так, как любила я…это правда. Но у Милосердного внезапно переменились планы…. Тогда была весна и теперь она вновь тут как тут… Прости… Помни..»
« Глупости,- подумал с досадой Анвар.- Она обязательно вернется, потому что все это форменные глупости». Но к лету Джихан отрастила длинные волосы подобно тем, что были у Мариям, и окрасила их в цвет заходящего солнца, подобный тому, которым гордилась её соперница, и сердце фараона перестало болеть.
VII. ЦАРЕУБИЙЦА
Уже при рождении у Халеда не было не единого шанса. Рос он слабым, болезненным, ни на что не способным. Армия сотворила чудо: сделала из него человека. Шестидневный позор египтян завершил акт творения. На седьмой день позора Бог войны решил отдохнуть. Но Халед не выдержал искушения кровью - в этой войне он впервые испробовал роль палача. Разделся до пояса, бросил на песок автомат, завалил в рукопашную сдавшегося в плен грузного новобранца-еврея.
Ничтожное детство не прошло даром. Казалось, теперь он должен был упиваться своей силой. Но ничего подобного не случилось. Напротив, Халед не любил ощущения собственного превосходства. Отныне победа могла считаться им полноценной, только в том случае, если шансы обеих сторон на выживание приближались к нулю.
По вечерам Аллах нередко наведывался к Халеду. У Аллаха была светлая кожа, и Он не носил бороды, но Халед научился не замечать мелкого. Аллах являлся все чаще и чаще. Они беседовали подолгу, иногда до утра. Халед расспрашивал Творца о сущих пустяках, не решаясь спросить о главном. Но день настал, и Аллах заговорил первым. Он сказал Халеду всего лишь четыре слова, но Халед знал, что за каждым словом Аллаха кроется Великая Тайна Бытия. Халед заснул в тот вечер счастливым. Он даже позабыл помолиться перед сном, но разве молитва могла ещё что-то изменить!? И когда опьяненный непостижимой волей Аллаха, Халед задремал, в его ушах вновь и вновь зазвенели четыре богооткровенных слова: «Ты должен убить Фараона…».
...Осень действовала на Анвара раздражительно. Голубой парадный мундир был нещадно тесен в плечах. Лучший лондонский кутюрье трудился над его покроем, но несвоевременная полнота никогда не водила дружбы со стилягами. Лишний вес давно уже не прибавлял веса в политике. Анвар поморщился. Тяжелый бронежилет не влезал под тесный мундир. Что ж, сегодня средствами самозащиты придется пренебречь. Не зря законодатели мировой моды занесли египетского президента в число самых элегантных людей планеты. Кларк Гейбл оставался далеко позади.
Анвар спешил на торжественный парад войск. Парад проходил ежегодно, в память об успешной войне с евреями. Та война была во второй своей фазе ошеломляюще проиграна, но не знающий поражений Садат чествовал её первую половину. Армия приветствовала главнокомандующего, истинного «героя войны и мира» на вечно воюющем и мирящемся Ближнем Востоке. Рев истребителей сотрясал усыпальницу Бога. Предвкушая салют, публика возбужденно тыкала ладонями в небо. За жизнь Анвару изрядно поднадоело противиться стадному чувству, и улыбчивый фельдмаршал тоже запрокинул голову кверху. Боевой истребитель выделывал по небу бесформенную восьмерку, ускоряя пробуждение Спящего. И вот - Он проснулся.
Первая граната - пролетела в полуметре от фараона. Вторая – приземлилась поближе. Третья – упала рядом с трибуной, но не взорвалась. Четвертой повезло чуть больше - взорвалась, но никого не задела.
Халед был доволен: Садат не убит; условия соблюдены; шансы на то, чтобы живьем встретить рассвет грядущего дня, у обоих близки к нулю.
Садат встал, пошатываясь, прислонился к раскуроченной перекладине, закашлялся. Горлом шла кровь, но фараон был жив. Он провел рукою по левой груди, точно проверяя на месте ли сердце; нащупал биение - прерывистое и больное; не обнаружил стального прикосновения бронежилета и подумал, что Бог никогда не помогает самоубийцам.
Яркий диск солнца покачнулся, почернел, превращаясь в родимое пятно на плече Мариям.… Или это было плечо Джихан?
Слева в груди что-то неприятно кольнуло, а потом и в плече, и в предплечье, и в коленях.
Анвар повалился на пол; он чувствовал на своем лице руки жены и среди множества непонятных ему звуков и голосов различал только её сорвавшейся голос. Джихан не плакала, и Анвара насторожило это. Теперь он окончательно знал: в Египте больше нет фараонов.
«Государство,… какое безумное государство!»- шептала Джихан. И Анвар, точно не соглашаясь с женой, изо всех сил простонал: «Не может быть…не может быть...»
Милосердный Аллах не мог поступать столь несправедливо. Должно это Гамаль пришел по фараонову душу.… Но нет, это не он, не Гамаль…. В потусторонней сизой мгле безысходности Анвару померещилось живое, румяное лицо Саида. Таким Анвар видел его в то злосчастное утро Саидовой казни. Войны и поражения, позор и смерть Насера, отъезд Мариям, распри и злоба соседей, многолетняя охота на Садата, и вот теперь – его позор и его смерть были непреходящей платой за кровь праведника. Иннш’Аллах. Ничего не попишешь. На все Его воля!
Анвара уносило прочь с этого безумного стадиона, принадлежавшего безумному государству, во главе которого стоял обезумевший от любви и славы фараон. В древности безумных правителей лишали жизни. Кто сказал, что времена не имеют особенность возвращаться. На пластмассовом кресле, измазанном кровью, оставался лежать парадный мундир фельдмаршала, испещренный долгой очередью автомата. Лондонский кутюрье неописуемо опечалится, когда узнает, что сделали африканские варвары с творением его высокооплачиваемых рук. Жалко…
*****
Роммель загасил свечу, и единственное в комнате окно повисло зияющей над землей дыркой. Лунный свет метко прострелил лежавшую на подоконнике генеральскую фуражку. Необычная луна у этих египтян. Такого неба, наверное, нет больше нигде на свете: ни в Богемии, ни в Пруссии, ни во Франции, ни в России, ни на Балканах. И даже сказочная Италия не похвастается такими прозрачными небесами. Оттого и пристыженный майор Кьеза дрыхнет уже пятый час. А Роммель не может уснуть.
Пора поменять звезды на погонах. Фюрер не стал дожидаться полного разгрома англичан и повысил в звании. Генерал ли, генерал-фельдмаршал ли,- все едино. К черту - звания! Да и, тебя, фюрер, туда же - к черту!
Цыганка не соврала. В прошлой жизни Эрвина действительно забили камнями. Но гадалка не решилась огорчить доблестного германского полководца. В этой жизни Эрвина тоже забьют.
До Александрии уже рукой подать - чуть меньше ста километров. Но Роммеля не радует близость древнего города. Фюрер поторопился: англичане разгромили Роммеля. Тщетно ждут египтяне скорого освобождения из-под британского господства. И тот лихой египтянин, что так бесстрашно выходил на связь с немцами, никогда не пожмет морщинистую ладонь Эрвина.
Это ещё не конец. Быть может, начало конца или конец начала. Перестановка слов не имеет значения. Пришла пора менять не только звездочки и колодки; по возвращении в Берлин Роммель будет участвовать в отречении от власти немецкого фюрера. Возможно, даже сам примет это отречение. Роммель постарается, чтобы переворот прошел бескровно: низвергнутому фюреру сохранят жизнь.
Что дальше? Изменению придется подвергнуть многое: удастся ли изменить самих немцев?! Не все щенки - сукины дети.
До чего же громко храпит этот бестолковый итальянец! Его благодушному дуче было не суждено въехать на белом коне в вожделенный Каир. И проклятая Богом Палестина теперь ни за что не услышит итальянскую и немецкую речь. Британия и её союзники торжествуют. Они самоуверенно пьют за спасенный Ближний Восток. И в веселии победного пира не хотят они видеть очевидное: Ближний Восток обречен, Ближний Восток- мертвец...
|